На выдумку хитры
В 1937 году, когда родился Юрий Михайлович, его семья жила в ведомственной квартире на улице Пионерской. Кочетковы приехали в Магнитку из Курской области в 1935 году по вербовке, здесь отец выучился на слесаря, работал в Водоканале, доменном цехе. После травмы ему пришлось перейти с металлургического комбината на хлебозавод, семья в 1939 году переехала в комнату двухэтажного каменного барака, принадлежавшего этому предприятию, – он находился в районе Комсомольской площади, недалеко от гастронома № 1.
Отец ушел добровольцем на фронт в 1941 году и погиб в 1944-м в Венгрии, а Юрий Михайлович прожил в хлебозаводском бараке по Труда,14 до 1962 года. Позже улицу переименовали в Электросети. Барак этот по старой памяти именовали штабом ИТК, ведь раньше на этом месте был лагерь заключенных. Соседний дом, тоже хлебозаводский, примыкал к трехэтажному зданию Сталинского райкома партии – там работала уборщицей мама Юрия Кочеткова.
Юрий Михайлович сохранил в памяти подробности жизни Магнитки трудных военных и послевоенных лет. Например, чтобы купить один на всех подержанный футбольный мяч, мальчишки пятого участка сдавали металлолом. Увы, мяч через неделю развалился, стали пинать старую шапку, набитую тряпьем. Места для дворовых матчей тоже не хватало, играли, в основном, в сквере у заводоуправления.
Вдоль бараков теснились ряды сарайчиков, где держали кур, свиней и коров. Вечерами на скамейках у своих жилищ собиралось большинство жителей пятого участка. Тогда даже радио было не у всех, а на улице по «сарафанному» люди узнавали новости, обсуждали и решали насущные вопросы. Взрослые проводили время за картами и лото, дети играли в прятки. Не от хорошей жизни мальчишки были хитры на выдумку. Городки сделали сами из черенков от лопат, притащили откуда-то бетонную плиту и соорудили площадку для игр. Также популярной была лапта.
Воля к жизни
В одной из комнат хлебозаводского барака жил шестилетний беспризорник Леня Киселёв. Его мать переселилась в общежитие, где работала техничкой. Голодный Ленька ходил в столовую собирать объедки, «дегустировал» продукты на базаре.
Был на пятом участке, имевшем криминальную славу, вороватый мальчишка по кличке Барбос, тянул все, что плохо лежит, и тут же сбывал на базаре. Однажды понес продавать даже стулья из райкома партии, которые вынесли из здания на время ремонта. Барбос, пользуясь отчаянным положением Леньки, хотел и его «приобщить к ремеслу», совал под нос мальчишке коробку с конфетами, но тот оставался непреклонным.
Потом Ленька подрядился пасти корову соседке тете Нюре – каждый день гонял буренку на Березки, за что тетя Нюра одевала и обувала Леньку. В школу мальчишку собирали всем миром. Нашли для него штаны, ботинки, тетрадки и отправили в первый класс.
Ленька как лучший день жизни вспоминал тот, когда попал под машину директора комбината Носова. Попадал он и под лошадь, возившую деньги в Госбанк по проспекту Пушкина, был среди его приключений даже инцидент с трамваем. Уже взрослым Юрий Михайлович встретил бывшего беспризорника и узнал, что тот создал крепкую семью, вырастил дочь и сына, который стал мастером спорта.
Тимуровцы пятого участка
Пионеры Шура Селиванов и Шура Порин, жившие в бараке возле Центрального клуба строителей, что находился в районе нынешней улицы Харьковской, в конце 1940-х годов собрали компанию из восьми ребят и стали помогать по хозяйству старушкам – приносили воду, выносили мусор.
Ребята нашли пустой сарай, отремонтировали его и организовали штаб. Из собственных книг составили библиотеку, выбрали библиотекаря, который выдавал их под роспись. Юра Кочетков принес свои шахматы, еще кто-то – шашки. Ребята ставили концерты для жителей окрестных бараков. Рисовали пригласительные билеты, разносили по домам. Зрители шли на концерты со своими табуретками.
Позже о детской организации пятого участка узнали в горкоме комсомола, вручили компании знамя и пионерский горн, и с этого дня она вполне официально стала тимуровской командой.
Самоуправление у детей, чьи родители в те годы были на фронте или целыми днями работали, было на высоте. Мальчишки из барака на Труда,14 сколотили волейбольную команду, ездили на Березки и Гортеатр, договаривались с тамошними ребятами о «выездных» матчах.
Балалайка-гигант
Центральный клуб строителей был очень популярным в городе учреждением культуры, где выступали хоровая капелла под управлением Семена Эйдинова, знаменитые магнитогорские вокалисты. Хором в клубе руководил Николай Павлович Фоменко, создавший позже оперную студию в ДК имени Ленинского комсомола. Он воспитал талантливого баритона Ивана Каунова, который впоследствии стал заслуженным работником культуры РСФСР. Директором клуба строителей был Иван Васильевич Новиков.
В учреждении работали детский и взрослый драмкружки, где ставили пьесы Горького, хор, татаро-башкирский коллектив, оркестры – духовой и народных инструментов. В 13-летнем возрасте Юра Кочетков влился в ряды музыкантов духового оркестра, играл на альте и теноре. По вечерам под оркестр в фойе клуба кружились пары. Снаружи клуб был неказистым, но внутри было очень уютно. В фойе по периметру были расставлены плюшевые диваны и кресла, работал буфет, для музыкантов был сооружен подиум.
– Однажды на концерте я услышал, как звучит балалайка, – рассказывает Юрий Кочетков. – Мне так понравилось, что я перешел играть в струнный оркестр. Там мне вручили огромную балалайку-контрабас. «Мне маленькую надо», – говорю. А руководитель мне: «Через десять дней городской смотр, а контрабасист ушел в армию – некому играть. Давай-ка, садись и долби, чтобы выступил». И мы выступили, я через пень-колоду что-то сыграл.
На такой же балалайке Юрий Михайлович играл потом три года в армейском ансамбле, а вернувшись со службы, поступил в кружок баянистов ДК металлургов на Гортеатре, руководил которым Николай Дмитриевич Хоменко. Он создал оркестр из сорока баянистов, который принимал участие в городском смотре художественной самодеятельности. Для выступлений коллективу понадобился балалаечник-контрабасист.
О самом насущном
Сначала в бараке, где жили Кочетковы, была общая кухня с большой печью, потом помещение сделали жилой комнатой. Жильцы стали готовить пищу на примусах и керогазах, выставляя их в коридор. Поэтому в бараке всегда пахло керосином. «Удобства» располагались примерно в ста метрах от жилища, водоколонка – в 150.
До 1947 года продовольственные и другие товары народного потребления приобретали по карточкам, которые сохранились у Юрия Михайловича до сего дня. Продуктовые карточки выдавали на месяц, но они были разделены на три части по декадам – их разрезали, чтобы не потерять все сразу.
Очередь за хлебом занимали с вечера, обычно до утра у магазина дежурили мальчишки и пенсионерки, и эти категории конкурировали между собой. С ночными очередями боролась милиция, мальчишек иногда до утра закрывали в отделении, и бабушки оказывались впереди. Тогда пацаны придумали хитрость: попросили знакомого ученика ремесленного училища надеть форму – шинель с фуражкой, и в темноте подойти к магазину. Завидев товарища, дружно заорали: «Облава!» Бабушки разбежались по домам, а хитрецы оказались в начале очереди.
Магазин открывался в девять, все получали хлеб, а через сорок минут там можно было наблюдать лишь пустые полки. Остальные продукты, на которые также выдавали карточки, были большой редкостью. Впрочем, в изобилии была соленая камбала, которую магнитогорцы почти не ели – часто можно было увидеть ее разбросанной на дороге или висящей на кустах. Сохранилось воспоминание, что этой рыбой многие отравились.
Хлеб в местный хлебозаводский магазинчик привозили в большом ларе, летом – на двухколесной тележке, которую один человек тянул впереди, а другой толкал сзади, а зимой – на санях. Сани иногда угоняли мальчишки, чтобы кататься, прицепив к трамвайному вагону. За помощь в разгрузке хлеба им давали пригоршни крошек, покропленные подсолнечным маслом, они становились лучшим лакомством.
Работники хлебозавода проносили хлеб через проходную, разрезая буханку на ломти и приматывая их к себе полотном, и продавали на базаре по 200-250 рублей за буханку. В магазине килограмм хлеба обходился в 16 рублей. Зарплата матери Юрия Михайловича составляла тогда 342 рубля.
– Мать утром отрезала нам с братом по кусочку хлеба, остальное уносила с собой на работу, прятать от нас хлеб было бесполезно. В обед она приходила, давала еще по куску хлеба, варила картошку, – вспоминает Юрий Кочетков.
К магазину магнитогорцев прикрепляли по месту жительства – на карточки ставили печать с номером предприятия торговли. Чиновники райкома партии были прикреплены к закрытому магазину на Березках, но уборщица в число привилегированных не входила. Когда одна сотрудница райкома узнала об этом, оставила на виду печать, которой можно было прикрепить свои карточки к закрытому магазину. Так Кочетковы однажды смогли приобрести роскошный для того времени набор продуктов – брынзу, мясо, конфеты и сахар, который потом мать по ложечке выдавала сыновьям.
– А однажды я потерял карточки, и дней шесть мы жили без хлеба, ели, в основном, картошку, – вспоминает Юрий Михайлович. – Матери на работе выделяли двадцать соток земли, мы сажали картошку, горох, морковь, свеклу. На огород сначала ехали на трамвае до Березок, потом шли пешком через поселок Димитрова и еще две горы. Позже нам дали участок на правом берегу. От причала в районе ТЭЦ на правый берег ходили паром и катер. Паромом переправляли технику, на катере перевозили людей. Мы приезжали в район нынешней Казачьей переправы, шли пешком туда, где сейчас третий сад имени Мичурина.
Детям погибших фронтовиков в школе в качестве дополнительного пайка давали пару столовых ложек свеклы, которой сорванцы бросались друг в друга. Иногда доставалась и чайная ложка сахара – его насыпали каждому в ладошку. Однажды женщину, выдававшую ценный продукт, толкнули, сахар рассыпался, на полу сразу образовалась куча мала. Потом еще долго можно было наблюдать, как кто-нибудь выискивает крупинки сахара, попавшие в щели дощатого пола.
В 1947 году ситуация с поставкой продуктов улучшилась, отменили продуктовые карточки. В магазинах стали продавать пшено, рис, овсянку. Люди, наголодавшись, первое время старались набрать еды про запас.
Снова открылись большие магазины, а в гастрономе среди разнообразия компотов, джемов и повидла появилось даже варенье из лепестков роз. В витринах стали выставлять настоящие колбасу и молоко, а не муляжи продуктов.
Школа
В бараке на Труда,14 жили пять мальчишек и шесть девчонок 1936 года рождения. Вместе с ними в 1943 году шестилетний Юра пошел в первый класс. Мальчики ходили в мужскую школу № 11, располагавшуюся на остановке трамвая Автобаза – позднее, когда в этом здании открылся Дом пионеров, учащихся перевели в другие школы. Девочки же учились в женской школе №5 у здания Госбанка.
Уже в начальной школе мальчикам преподавали военное дело. В военном кабинете стояли орудия – пушка, пулемет, были разные виды стрелкового оружия. Ученики маршировали с деревянными винтовками, бросали «гранаты» из кусков труб. До седьмого класса ребят стригли наголо. Отрастившим шевелюру завуч отвешивал подзатыльник и вручал рубль на подстрижку.
В 11-й школе после войны было много переростков, которые в военные годы нигде не учились. Их отлавливали милиционеры и насильно привозили на учебу. Из-за неблагополучных ребят дисциплина в школе вскоре сошла на нет.
Мальчишки целыми классами сбегали с уроков. Ножкой стула блокировали дверь в класс, сначала выбрасывали в форточку одежду и портфели, а потом и сами спускались со второго этажа по водосточной трубе. Форточку захлопывали за собой с помощью веревки.
Учителя порой не выдерживали в школе больше одного-двух дней. Боевой учительнице русского языка дали кличку Тоня Блатная. А скромную учительницу истории довели до слез в начале первого же урока…
– Я любил читать, «глотал» книги запоем и днем, и ночью, бывало, при свечке-коптилке. Многие романы Тургенева прочитал, Джека Лондона, «Айвенго». В шестом классе не знал ни одного орфографического правила, потому что на уроках читал книги. А диктант мог на пятерку написать, изложения и сочинения давались мне легко, и преподаватели думали, что я грамотный, – вспоминает Юрий Кочетков. – В шестом классе меня разоблачили и оставили на второй год. А потом меня и еще нескольких человек исключили из школы, и ее расформировали. Доучивался я позже в школе рабочей молодежи. До 14 лет летом я ходил босой, в залатанной одежде. Хотел устроиться на работу, и в 15 лет меня взяли на ММК. В 16 лет я уже смог купить себе гармонь, которую потом подарил армейскому другу.
После возвращения со службы Юрий Кочетков написал письмо министру обороны с просьбой о содействии в улучшении жилищных условий – старый барак, в котором он жил, пришел в аварийное состояние. Вскоре ему дали квартиру.
На всю жизнь Юрий Михайлович сохранил память о своей барачной юности и любовь к музыке. Играл в оркестре цеха КИПиА под управлением комсорга Ивана Строкина, с коллективом выступал в подшефном колхозе в Ждановке Кизильского района, участвовал в других самодеятельных объединениях. А сейчас в оркестре одной из нижегородских музыкальных школ на балалайке играет его младший внук.
Похожие материалы
- Лилии, гигантские одуванчики и земной шар. К юбилею Магнитогорск засияет новыми огнями
- Масштабный праздник в честь 95-летия Магнитогорска анонсировал Сергей Бердников
Елена СМИРНОВА
Фото Фото из архива Юрия Кочеткова
